П.С. Рейфман

Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Архив сайта

Главная ЧАСТЬ II. Советская и постсоветская цензура Заключение

1129   Заключение 

   Сталин умер, но дело его живет 
   Это не хорошо, а плохо,
   Но виноват не русский народ
   Виновата эпоха 
       . Глазков)

   Вынесет всё — и широкую, ясную 
   Грудью дорогу проложит себе.
   Жаль только — жить в эту пору прекрасную
   Уж не придется — ни мне, ни тебе…
       .А. Некрасов)


Сказанное выше, весь материал прочитанного курса, второй его части, приводит, на первый взгляд, к самым грустным выводам. Демократический порядок в России установится не скоро. В обозримом будущем его прихода вряд ли следует ожидать. Трудно надеяться, что страна станет открытым государством, с разделением властей (законодательной, исполнительной, судебной). Наивно думать о возможности соблюдения законности и прав человека, об ответственности государственной власти перед народом, о честном избрании ее, отсутствии авторитарного то и тоталитарного) правления, фальсифицированных выборов, произвола, подавления свободного слова. На Западе общественное мнение, относившееся к России с конца 80-х годов довольно сочувственно, все более меняет свою оценку. Один из примеров — статья Бретта Стивенса, обозревателя американской газеты «The Wall Street Journal». В ней идет речь о том, что американское общество все более критикует администрацию за «ее чрезмерные шаги навстречу Путину»; «Россия действует со все более несдержанной
1130    словесной, дипломатической, экономической и политической враждебностью ко всем, кто стоит на пути амбиций Путина». По мнению автора, доводы о популярности Путина в России мало что меняют: такая популярность – то, «чего добиваются умелые деспоты, уничтожая независимые СМИ, разжигая националистский пыл наращиванием вооружений и ловко используя церковь, а также волну нефтедолларов для оплачивания расходов на социальные нужды и приведение бюджета в сбалансированное состояние». «И это ставит перед главным фактом: Россия стала в точном смысле этого слова фашистским государством» (News.ru 17.07.07. В связи с высылкой из Лондона 4-х русских дипломатов). Думается, что такие резкие оценки не вполне соответствуют действительности, но они показательны с точки зрения тенденций, наблюдаемых в России и отношения к этим тенденциям на Западе.

Почти наверняка цензура в России современной, как и в дореволюционной и советской, была, есть и будет. В последние годы существование ее даже не отрицается. Более того, широко распространенно мнение об ее плодотворности. Об этом заявляют и правители, и многие интеллигенты разными оговорками), и люди из народа верхи, и низы хотят ее). Говорят о подготовке нового цензурного закона, который создается в недрах цензурных инстанций, в тайне, без обсуждения с общественностью.

В книге В.Бешанова «Ленинградская оборона», о которой мы уже писали, приводится ряд высказываний о войне, ее последствиях .Гранина, В.Астафьева, других). Многие из них – крайне пессимистические; в них много правды, но с ними не во всем можно согласиться. Н.Никулин, в прошлом солдат, ветеран, инвалид, в 2006 году профессор, заведующий кафедры истории искусства в одном из петербургских ВУЗов, рассказывает о том, что начальство отправляло на передовую самых здоровых, честных, полноценных, не идущих на компромисс: «Эта селекция русского народа – бомба замедленного действия, она взорвется через несколько поколений, в ХХ1 веке, когда отобранная и взлелеяная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных» (375). Очень мрачно звучат и выводы А. Тараса в статье «История СССР и большевизм», помещенной в приложениях к книге Бешанова: история СССР – это история ужасного преступления, в котором нет светлых страниц (382). И все же, мне представляется, более верно второе приложение, «Современная смута», о двух ликах Росии приводил его в конце первой части главы о войне).

Надежда остается. Действительно очень зыбкая, но все же надежда. Более того. Внимательно присматриваясь к развитию России, к ее положению, можно прийти к выводу, что ситуация не так уж 
 1131   бесперспективна. Как это ни странно, этот вывод у меня возник при чтении книги Мельтюхова. Кратко повторю его: Появилось ощущение, что на самом деле никакого упущенного шанса Сталина не было, что надежды на всемирную победу Советского Союза, если бы он даже первым напал на Германию, столь же утопичны, как и планы фашистских руководителей. Совсем не очевидно, что СССР, начав первым, выиграл бы войну, особенно без помощи союзников, с противодействием их. Ведь у Германии этого не получилось. И не так уж просто было захватить ее, а затем и всю Европу. Могли быть победы, даже весьма значительные. Но окончательная победа тоталитаризма, немецкого или советского, вряд ли была возможна на длительный срок. Противостоящий лагерь обладал и военно-экономическим, и моральным превосходством. Советская империя развалилась значительно позднее, чем германо-фашистская, но закономерно, а не случайно, не по желанию того либо другого исторического деятеля, а по законам исторического развития. Они не те, о которых говорилось в советское время, но они существуют, при всем учете влияния роли личностей, всяких случайностей и пр. В настоящее время имперскому тоталитаризму в Европе эти законы не способствуют. 

Другое дело в «отдельно взятой стране», где всякое может быть, даже на долгое время, но все же не навечно. К тому же такая страна перестала быть великой державой, могучей советской империей, потеряла значительную часть своих территорий. Сперва освободились страны Восточной Европы, так называемые страны народной демократии. Затем, после Беловежской Пущи, распался Советский Союз. Началось с того, что отделилась Прибалтика. Позднее – другие. После событий в Грузии, на Украине произошло качественное изменение ситуации. Россия, при всем ее значении, не может более определять глобальной политики. Сфера влияния ее сужается. Думается, это хорошо, а не плохо.

Сужается и сфера применения цензуры в самой России. Она по сути дела пока почти не включает в себя художественную литературу, искусство. Выходят книги, правдиво освещающие исторические события, разрушающие стереотипный советский миф. Важно то, что появилось множество частных издательств, которые труднее контролировать. Относительную независимость получила периодическая печать. Существует более или менее оппозиционные издания: «Новая газета», «Коммерсант», некоторые другие. Редактор радио «Эхо Москвы» Венедиктов получил ко дню рождения даже поздравление от президента Путина, в котором признавалась объективность содержания его издания. Всё это нужно властям для соблюдения имиджа и особенно не вредит им (газеты мало кто читает). Основное внимание уделяется контролю над 
 1132    телевиденьем. Именно его смотрит, главным образом, население, получая из него и сведения о происходящем, и толкование их. Вот его-то сумели привести к общему знаменателю. На всех экранах – одно и то же. Но и с телевиденьем становится все сложнее. Вероятно, не далек час, когда его станет возможно принимать непосредственно со спутников на телевизоры, минуя посредников-контролеров. Вряд ли снова поставят своего рода «глушилки», на этот раз против зарубежных телевизионных передач. Правда, недавно М. Сеславинский, руководитель федерального агентства по печати и массовым коммуникация заявил, что система глушения 15 лет не действует, но она сохранилась и, хотя требует инвестиций для налаживания, готова к работе. Пока это только многозначительное предупреждение. К тому же телевиденье не радио. Глушить его труднее

Более свободные контакты населения России с заграницей, с Западом тоже не способствуют успехом цензуры. «Железным занавесом» сейчас от остального мира не отгородиться. Желание узнать правду становится все сильнее, а возможностей сделать это – все больше.

По поводу названых причин не следует питать слишком радужных надежд. Демократы в основной массе населения популярностью не пользуются. Для потери своего авторитета они сами сделали очень много. Путин, его идеологи часто противопоставляют последнее десятилетие ХХ-го века двухтысячным годам. 90-е годы — время Ельцина противопоставляется началу ХХ1 века, времени Путина, как период шатанья, разрухи, сумятицы периоду стабилизации и установления нормальной жизни. Такое противопоставление в значительной степени справедливо. Но ведь к подлинному демократизму период Ельцина имеет весьма косвенное отношение. Тем не менее перелому в общественном мнении, разочарованию в демократах, надеждам на сильную личность, которая твердой рукой наведет порядок, он способствовал. Поэтому не реально ожидать победы оппозиции на выборах президента в 2008. У власти останется, под каким-либо предлогом, или Путин или кто-либо   из его ставленников. Большинство жителей России, судя по всему, Путина поддерживает, хотя многими частными решениями его недовольно. Действительно, дух Сталина живет. И в этом виновата не только официальная пропаганда. Очень многие не избавились от пережитков прежнего имперского мышления. Они не могут расстаться с мечтой о былом величии Советского Союза тех времен, когда тот был великой державой, диктовал свою волю всему миру. О том, чего это стоило, сколько крови было пролито стараются забыть. Мечта о возрождении ушедшей славы и мощи очень сильна. Она воплощается в усилении псевдопатриотизма, приверженности к «русской идее».
 1133    Усиливается не только антисемитизм, но и всякого рода ксенофобия. Врагами становятся все, кто не хочет безусловно подчиняться диктату российского государства. Сперва чеченцы, затем вообще «лица кавказкой национальности», потом грузины, украинцы. Во всем видят результат «козней Запада“, в первую очередь Америки. Думается, мечта о возрождении Советской империи, к счастью, окажется несбыточной. Назад хода нет, хотя какие-то попятные шаги иногда на время возможны. 

Нет единства и в нынешней “ элите». Кто-то мечтает о возвращении к советскому прошлому, но расставаться с награбленным богатством мало кто хочет. Что же касается большинства населения, то оно, как обычно, всегда и везде, – инертная масса, готовая послушно жевать ту информацию, которой её пичкают по телевизору. Она не хочет затрачивать сил и времени для поиска информации другой, более правдивой. До поры, до времени. В эпиграфе к заключению я привел четверостишье Николая Глазкова (354) …. Я с ним согласен: вина не народа, а эпохи, времени. Но следует помнить и рассуждения Салтыкова-Щедрина, когда его обвиняли, что народ предстает у него в виде глуповцев. Щедрин упрекает рецензента за то, что тот «не отличает народа исторического, то-есть действующего на поприще истории, от народа, как воплотителя идеи демократизма. Первый оценивается и приобретает сочувствие по мере дел своих. Если он производит Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых, то о сочувствии не может быть и речи, если он выказывает стремление выйти из состояния бессознательности, тогда сочувствие к нему является вполне законным <…> Что же касается до ''народа'' в смысле второго oпределения, то этому народу нельзя не сочувствовать уже по тому одному, что в нем заключается начало и конец всякой индивидуальной деятельности» (ll 394).

Большинство населения России в настоящее время, увы, не воплощает идеи демократизма, но границы этого большинства постепенно размываются. О причинах такого размывания мы говорили. А тут еще появился интернет. Власть пытается и его взять под контроль. Но сделать это не просто. Можно закрыть какие-то отечественные серверы (кое-где уже пытались), лишить их лицензий. Но как быть с зарубежными?! Для многих интернет стал основным средством получения информации. В России он еще сравнительно мало распространен, но с каждым днем его становится все больше. Его не заглушить. Поэтому я закончу свой пространный рассказ из истории цензуры, не очень веселый, не внушающий радужных надежд на близкие благотворные изменения, но и не слишком грустный, не пессимистичный, теми же словами, которыми
 1134    начал его: да здравствует интернет! Без него я бы не мог, по разным причинам, опубликовать предлагаемую читателям книгу. 

Завершая свой курс, я должен ответить на вопрос, который мне часто задавали: а вы как думаете, нужна ли цензура? Отвечаю на него. Для кого нужна? Для государства? Если для государства не демократического, с нарушением законности, с тоталитарным правлением – непременно нужна. Без цензуры такое государство не может существовать и оно от цензуры никогда не откажется. Это понимал уже Радищев. Для населения, для народа, по моему убеждению, цензура как оформленная часть государственного аппарата не нужна и вредна. Не только запретительная, карательная, но и поощрительная, пропагандистская, «воспитательная». Под каким бы названием она не скрывалась.

Весьма полезно было бы применять цензуру к лавине безответственного вранья, распространяемого официальной и официозной печатью, к ангажированным властью журналистам, правительственным и политическим деятелям. Увы, мечта совершенно несбыточная. И кто будет такую цензуру осуществлять?

Какого-то контроля за СМИ не избежать. По крайней мере, в обозримое время. Фильм «Необыкновенный ребенок» клонированном ребенке) показывает к какому ужасу может привести неограниченная свобода слова. О том же свидетельствует гибель принцессы Дианы, многое другое. Современная печать во всех странах мира далека от идеала. Погоня за сенсацией, выражение интересов различных партий, кланов, издателей, ее финансирующих. Ни в одной стране нет СМИ полностью независимых. Необходимы какие-то правила, регулирующие их деятельность. В правовых государствах объективности способствует множественность изданий, самых различных направлений. В сумме они создают более или менее верную картину.
4 августа 2007 года на канале RTVi, в программе «Перекрёсток», в связи с покупкой австралийским магнатом Мердоком американской газеты «The Wall Street Journal», спорящие пришли к выводу: все средства массовой информации ангажированы, определены позицией издателей, редакторов, читателей, на которых они ориентированы (СМИ формируют точку зрения читателей, но и определяются ею). Они проводят свои тенденции, но помещают и большое количество информации, фактов, соответстующих действительности, не искажающих ее. Иначе их сразу уличат во лжи конкурирующие издания. Но недопустима монополия СМИ, особенно монополия государства, когда издания лгут в унисон, превращаются в средства пропаганды и агитации, зомбируют и оболванивают людей. Именно такая дезиформация
1135   характерна для советской системы. Похоже, что ее успешно пытаются снова возродить.

В государстве демократическом, свободно избранным народом, выражающего его волю допустима цензура, осуществляемая не государством. Не зависящая от него. Прежде всего – это самоцензура, самоконтроль. И для писателя, журналиста, и для общества. Но в таком случае нужно, чтобы гражданское общество существовало, что бывает далеко не всегда. Чтобы было правовое государство, «соблюдающее хотя бы те законы, которые уже есть» (Герцен). Самоконтроль должен определяться не страхом перед властью, а ответственностью гражданина перед обществом и самим собой, «чувством собственного достоинства» .Окуджава). Государству не следует вмешиваться в такой контроль, тем более осуществлять его (вообще, как правило, чем меньше вмешивается государство в дела людей, тем бывает лучше). Какой справедливости можно ожидать, если и обвинение, и приговор, и наказание принадлежит одной стороне – государству? Тем более, что силы литературы и администрации в области пресечения несоизмеримы.

Вероятно, спор цензура всегда предполагает спор, различие точек зрения: автора и контролирующего его учреждения) должен решать суд, как и всякие другие общественные споры. Но какой суд? Суд присяжных – самостоятельный, не зависимый от государственной власти. Независимый реально, а не формально. До такого суда России безмерно далеко.

Есть мнение, что цензуру должны осуществлять квалифицированные, сведущие, интеллигентные люди. Вряд ли это поможет. Кто и как их будет отбирать? Если бы даже оказалось возможным сделать подобный отбор, вряд ли такие люди согласились выполнять обязанности цензоров. У них есть другие, более важные и полезные занятия. Всё в конце концов будет препоручено чиновникам. Как правило, не слишком образованным и сведущим. Они хорошо знают одно: не пропускать, запрещать. Это их главная функция. Еще Радищев писал: даже если автор оскорбляет Бога, не чиновник управы благочиния за него заступник. А цензуру до сих пор осуществляют чиновники. Так что суд присяжных всё же лучше. Хотя при существующих обстоятельствах вопрос о цензуре он не решает. Лишь коренные изменения, общественные, государственные, социальные, этические могут его решить. А откуда ждать таких изменений?

Говорят о нынешней аморальноти и разрушении подлинной культуры. На поверхность всплывает всякая мерзость. Спрос на нее – своего рода общественная потребность. Пока она существует, будут выходить и похабные книги, и стриптизные фильмы. Запретами, цензурой делу здесь не поможешь. Предполагаю, что многим даже на 
1136   руку такая потребность: одних она обогащает, другие рады, что люди отвлекаются от вопросов более злободневных и насущных. Но и опасаться за культуру вряд ли следует: ее не так легко разрушить. 

Что же делать? Ответа на этот вопрос искали многие века, особенно в России. Ставил его в эпоху безвременья и Салтыков-Щедрин, а отвечал он так: в такие эпохи необходимо, по крайней мере, понимать суть происходящего, не обольщаться пустыми химерами и делать то, что можешь делать, хорошо и честно. Надо стремиться, чтобы число людей, «понимающих суть» происходящего, было бо'льшим, увеличивалось, а не уменьшалось. Сейчас их не много, хотя и не так мало. Последнее внушает надежды. Но что будет дальше?..


Февраль 2005
 
наверх